Страница Агаповой Альбины Николаевныназад на кафедру
Работы педагога:
Работы учеников:
  • К 70-й годовщине освобождения Калинина от немецко – фашистских захватчиков в 11-х классах был проведен конкурс творческих работ. Презентация на тему « Калининское подполье», выполнена ученицей 11-1 класса Глушковой Марией открыть в pdf.
«Образ «маленького человека» в русской литературе».
Данная работа представляет собой обобщенный материал по теме в рамках действующей программы по литературе. Автор не ставит себе целью исследовательскую работу в целях сказать что-то новое. Фактический материал, изложенный в статье, известен каждому учителю, работающему в 9-10-х классах. Целью работы явилась потребность соединить разрозненные материалы вместе, чтобы провести обобщенный по сквозной теме после изучения творчества А. П. Чехова в 10-х классах или как повторительно-обобщающий урок в 11-х классах. Как провести урок – это уже дело творчества каждого учителя.
План
1. Литературный тип «маленького человека».
2. Связь литературных процессов с социальными.
3. Принципы изображения «маленького человека» в литературе 30-40-х гг. XIX века (Пушкин, Лермонтов, Гоголь).
4. «Маленький человек» Некрасова и Достоевского.
5. Особенности изображения «маленького человека» в творчестве А. П. Чехова.
1. Литературный тип «маленького человека» сложился в русской литературе 1830-1840-хх гг. Для своего времени такой тип героя был своеобразной революцией в понимании и изображении человека в литературном произведении. В самом деле, «маленький человек» был не похож на исключительных романтических героев с их сложным духовным миром. «Маленький человек» - это, как правило, бедный петербургский чиновник, «винтик» огромной бюрократической машины, существо незаметное, стоящее на одной из нижних ступеней социальной лестницы. Характер такого человека был непримечательным, в нем не было каких-либо сильных душевных движений, «амбиций». Духовный мир «маленького человека» скуден, малоинтересен. Однако авторы произведений о «маленьких людях» изображали их с гуманистических позиций, подчеркивая, что даже такое жалкое, беззащитное и бесправное существо достойно уважении и сострадания. Многим произведениям о «маленьких людях» присущ сентиментальный пафос. Появление «маленького человека» стало началом демократизации литературы. Классические образы «маленьких людей» созданы А. Пушкиным (Самсон Вырин в «Станционном смотрителе», Евгений в «Медном всаднике») и Н. Гоголем (Башмачкин в «Шинели»). Само понятие «маленького человека», скорее всего, в употребление ввел Белинский (статья 1840г. «Горе от ума»).
2. Образ «маленького человека» оказывается тем более актуален, чем более демократичной становилась литература. Социальные процессы до некоторой степени определили литературные. Так классицизм связан со временем утверждения крепкого централизованного государства, абсолютной монархией, главной задачей которого было создание значительного монументального искусства, одушевленного идеей сплочения наций, объединяющейся вокруг трона, частный интерес подчинен в классицизме государственному, чувство – долгу. Русский классицизм выдвигает задачи воспитания человека – гражданина, обличая личные пороки, препятствующие служению человеку на пользу государства. (В комедии «Недоросль» 1781-1782 Фонвизин, обличая грубость, невежество, жестокость по отношению к окружающим, пренебрежение к другим людям и законам, устами Стародума говорит об истинной чести, о назначении дворянина, о мудрости управления, о воспитании как основе будущего гражданина, служащего для чести Отчизны.) Десятилетием позже, в 1792 г., Карамзиным была написана повесть «Бедная Лиза», имевшая небывалый успех. Смелость, новизна позиции автора – в переносе акцентов в изображении человека: внимание автора сосредоточено на раскрытии внутреннего мира человека. Публика сострадала простым людям, сочувствовала жертвам страстей. Стала крылатой фраза Н. М. Карамзина, что и «крестьянки любить умеют». Сентиментализм, а Карамзин был представителем именно этого литературного направления, желая сделать мир совершенным, утверждал, что не разум, а чувствительность должна спасти мир: воспитав чувствительность во всех людях, можно победить зло. Это был первый шаг к изображению в литературе «маленького человека». Образ «маленького человека» оказывался тем более актуален, чем более демократичнее становилась литература. Пушкин постепенно перешел от героев Онегинского типа к вымышленному автору повестей Белкина, представляющему собой ярко выраженный тип простого человека. С середины 19в. «маленький человек» стал излюбленным героем писателей «натуральной школы».
3. а) Основным критерием, который позволяет проследить отличие и эволюцию разных типов «маленького человека», является психология. В более ранних произведениях русской литературы психологический портрет строится в соответствии с социальным положением героя: по преимуществу такой герой является человеком «простым», как Евгений из «Медного всадника» («Он кое-как себе устроит приют смиренный и простой…»), Максим Максимыч, который «не любит метафизических прений»; капитан Копейкин, никогда не бывавший в столице; станционный смотритель Вырин, развешивающий по стенам лубочные картинки с изображением евангельского сюжета. Иногда даже того или иного героя считали «маленьким человеком» не столько на основании его происхождения, сколько на основании его «простоты» (Гринева принято относить к типу «маленького человека», хотя он дворянин; то же самое следует сказать а капитане Копейкине). Интересна авторская позиция в изображении этого психологического типа. Пушкинский герой (в данном случае Евгений из «Медного всадника») – один из бесчисленного множества чиновников «без прозванья», которые «где-то служат», не задумываясь о смысле своей службы, мечтают о «мещанском счастье»: хорошем местечке, доме, семье, благополучии, - поэт подчеркнул обобщенный смысл судьбы героя «петербургской повести». Но Евгений даже в своих скромных желаниях, отделяющих его от властного Петра, не унижен Пушкиным. Герой поэмы – пленник города и «петербургского периода» русской истории – не только укор Петру и созданному им городу, символу России, оцепеневшей от гневного взгляда «грозного царя». Евгений – антипод «кумира на бронзовом коне». У него есть то, чего лишен бронзовый Петр: сердце и душа. Он способен мечтать, печалиться, «страшиться» за судьбу возлюбленной, изнемогать от мучений, в нем есть человечность, чего нет в мертвой статуе. Никогда не бывает нейтральным Пушкин в «Повестях Белкина». Самая грустная четвертая повесть цикла – «Станционный смотритель». Точка зрения рассказчика (А. Г. Н.) подчеркнутой задушевностью и сострадательностью интонаций предельно близка автору – это чиновники четырнадцатого класса, достойные сострадания. Постепенно и неявно Самсон Вырин предстает жертвой общества; его житейская формула выведена из опыта жизни в этом обществе. Он – маленький человек, беззащитная игрушка в руках могущественных социальных сил, которые устроили жизнь несправедливо, превратив деньги в главное мерило. Отныне тема «маленького человека» будет звучать в русской литературе постоянно.
б) В первой части романа М. Ю. Лермонтова «Герой нашего времени» в центре внимания героя-повествователя, странствующего офицера, надолго оказывается Максим Максимыч – рассказчик повести «Бэлла», простой служака, штабс-капитан, добрый и ограниченный. Он - носитель патриархального сознания, равно далекого и от романтической саморефлексии Печорина, и от романтической же порывистости Вулича. Такое сознание, словно невычлененное из общенародной стихии, лишено резких индивидуальных черт. Максима Максимыча Николай I и счел «истинным героем нашего времени». Ему показалось, что простые, непритязательные, но по-своему цельные и здоровые оценки, которые дал штабс-капитан индивидуалисту Печорину в «Бэлле», полностью совпадают в авторской позицией! Тем более, что «ледяное» поведение Печорина в сцене встречи с сердечным Максимом Максимычем бросало явную сюжетную тень на героя-индивидуалиста. Почему же повесть заканчивается ироническим замечанием повествователя о Максиме Максимыче: «Сознайтесь, однако ж, что Максим Максимыч – человек, достойный уважения?» Это ироническое замечание связано с ограниченностью героя (при всех его положительных качествах)и указывает на роль его в романе – это роль не главного героя, не желание автра показать Максим Максимыча и вызвать к нему соответствующее отношение, а ему отведена роль рядом с главным, чтобы составить с ним контрастную пару, оттенить его черты. Лермонтов сознательно задумывал и выстраивал систему точек зрения, в которых как в многочисленных зеркалах, отражается противоречивый образ главного героя. Простосердечная, но неглубокая и даже поверхностная позиция Максима Максимыча при всей её важности – одна из возможных оттеняющих глубину натуры «странного» Печорина и его «несчастного характера».
В) Простота «маленького человека» могла гиперболизироваться, доходя до умственного убожества, как в случае Акакия Акакиевича («Шинель» Н. В. Гоголь), который не в состоянии перевести глагол из первого лица в третье. Скудость его жизни осознается как трагедия скорее читателем, чем самим «маленьким человеком». Например, Акакий Акакиевич был даже в своем роде счастлив, получал удовольствие от своей работы и жизни в целом, пока проблема покупки новой шинели не нарушила спокойствие и равновесие его мира. Он, как и Максим Максимыч, и Самсон Вырин, имеет четкую социальную прописку – «вечный титулярный советник». «Маленький человечек с лысинкой на лбу, чуть более пятидесяти лет, служит переписчиком бумаг в одном департаменте». Акакий Акакиевич обречен на жизнь в обезличенном обществе, в котором утрачена иерархия ценностей. В этом типе героя («маленький человек») сконцентрировались размышления русских писателей XIX века о противоречиях российской жизни, о том, что слишком многие из современников, обеднев, словно выпадают из исторического процесса, становятся беззащитными перед судьбой. Судьба «маленького человечка» безысходна. Он не может, не имеет сил подняться над обстоятельствами жизни: ни семьи, ни отдыха, ни развлечений. Единственное положительное его качество определяется отрицательным понятием: Акакий Акакиевич в полном согласии с этимологией своего имени беззлобен. Он не отвечает на постоянные насмешки чиновников-сослуживцев, лишь изредка умоляя их в стиле Поприщина, героя «Записок сумасшедшего»: «Оставьте меня, зачем вы меня обижаете?» Разумеется, незлобливость Акакия Акакиевича обладает определенной, хотя и не раскрывшейся, не реализовавшей себя духовной силой. Недаром в повесть введен «боковой» эпизод с «одним молодым человеком», который внезапно услышал в жалостливых словах обиженного Акакия Акакиевича «библейский» возглас: «Я брат твой» - и переменил свою жизнь. Так социальные мотивы вдруг переплетаются с религиозными. И лишь после смерти их социальной жертвы Акакий Акакиевич превращается в мифического мстителя. В мертвенной тишине петербургской ночи он срывает шинели с чиновников, не признавая бюрократической разницы в чинах, «действуя как за Калинкиным мостом (в бедной части столицы), так и в богатой части города». Жизненная катастрофа героя предопределена столько же бюрократически-обезличенным, равнодушным мироустройством, сколько и религиозной пустотой действительности, которой принадлежит Акакий Акакиевич. Если соотнести образы Евгения («Медный всадник» А. С. Пушкина) и Акакия Акакиевича, связанных с образом Петербурга, то необходимо отметить, что оба писателя рисуют своих героев с огромным сочувствием и состраданием. Оба героя погибают вследствие неблагоприятных обстоятельств. Но у Гоголя Акакий Акакиевич показан как бы изнутри, а у Пушкина взгляд понимающий, внимательный, но это взгляд человека, принадлежащего к другому кругу. Трагедия Евгения обусловлена взрывом стихийных сил (наводнение), трагедия Башмачкина постоянна. Он несчастен от рождения, лишен самого необходимого, обезличен. Он принижен более, чем герой Пушкина. Он и одинок более, чем Евгений, у которого есть любимая, мечта о женитьбе. Единственная радость Акакия Акакиевича – шинель, о будущем он не думает. Евгений способен на самопожертвование (опасная переправа во время наводнения), Башмачкину жертвовать не для кого, да и смелым его не назовешь. Оба автора ищут язык, каким можно было изобразить внутренний мир такого героя, который до сих пор не «высказывался», а теперь вот заявил о себе. Но если Евгению досталась роль рядом с главным (Петр I), чтобы составить с ним контрастную пару, оттенить его черты (как и в антитезе Печорин-Максим Максимыч), то роль Акакия Акакиевича – показать конфликт: «значительное лицо» – Акакий Акакиевич, обиженный им. 4. а) С постепенной демократизацией общества, когда разночинцы заняли место героя времени, вытеснив дворян, - люди, по социальному положению маленькие и отягощенные социальными конфликтами, стали изображаться по-другому: как мыслящие, со сложной психологией. Собственно вся демократическая волна второй половины XIX века – это и есть разночинцы, то есть «маленькие люди», но уже получившие образование и вступающие в политическую борьбу. Таковы герои Некрасова: униженные, ожесточенные, революционно настроенные, это общественные деятели, разделяющие интересы народа. Реальными прообразами этих персонажей лирики Некрасова являются В. Г. Белинский («Рыцарь на час», «Памяти Белинского»), Н. Г. Чернышевский («Пророк»), Н. А. Добролюбов («Памяти Добролюбова»). Для изображения этого типа героя автор привлекает христианскую символику, придающую герою черты мученика, подвижника, аскета. Смысл христианских образов – не столько религиозный, сколько социально-этический, а иногда политический, революционный: Его ещё покамест не распяли, Но час придет, он будет на кресте. Его послал Бог Гнева и Печали Рабам земли напомнить о Христе. Аналогичные образы используются и при изображении вымышленного эпического героя – Гриши Добросклонова из поэмы «Кому на Руси жить хорошо»: И ангел милосердия Недаром песнь призывную Поет над русским юношей Немало Русь уж выслала Сынов своих, отмеченных Печатью дара Божьего… …Ему судьба готовила Путь славный, имя громкое, Народного заступника, Чахотку и Сибирь. Обратим внимание: Гриша – сын дьячка, он жил вместе с крестьянами. Таким образом, он и «поэт», и «гражданин», и «сын народа». Здесь совмещаются важные стороны некрасовского героя. Гришу можно отождествить с характерной фигурой пророка: ведь он возвещает приход подлинной русской силы, свободы, счастья. Есть здесь и отсылка двум ярким биографиям – В. Г. Белинского («чахотка») и Н. Г. Чернышевского («Сибирь»). Что касается фамилии «Добросклонов», то это, конечно, аллюзия на «Добролюбов».
б) Особенно яркий пример изображения психологии «маленького человека» - герои Достоевского типа Мармеладова: по социальному положению он - из самых низов, но в душе – философ. Мармеладов – «психологический тип шута», произносящего исповедь в состоянии «уязвленной гордости». Такие герои Достоевского получают болезненное удовольствие, демонстрируя свое уничижение. Во время исповеди они шокируют слушателей, нарушают социальные приличия, занимаются самобичеванием. После исповеди Мармеладова Раскольников в очередной раз задумывается о проблемах человеческого достоинства и о несправедливом устройстве жизни людей. Мармеладов – опустившийся как в социальном, так и в нравственном смысле человек, зашедший в тупик, которому «некуда пойти». Его облик довольно нелеп: «Что-то было в нем очень спутанное; во взгляде его светилась как будто даже восторженность, - пожалуй, был и смысл, и ум – но в то же время мелькало как будто и безумие». Мармеладов ведет себя гордо и даже высокомерно: на посетителей распивочной он смотрит «с оттенком некоторого высокомерного пренебрежения, как бы на людей низшего положения и развития, с которыми нечего ему говорить». Раскольникова, наблюдавшего за Мармеладовым, неприятно поразила абсурдность его поведения и душевного состояния. В Мармеладове и его жене Достоевский показал духовную деградацию «униженный и оскорбленных». Они не способны ни к бунту, ни к смирению. Их гордость столь непомерна, что смирение для них невозможно. Они «бунтуют», но их «бунт» трагикомичен, карикатурен. У Мармеладова это – пьяные разглагольствования, «кабачные разговоры с различными незнакомцами», вошедшие у него в привычку. Мармеладов чуть ли не гордится своим «свинством» («я прирожденный скот»), с удовольствием рассказывая Раскольникову, что пропил «даже чулки своей жены», «с сугубым достоинством» сообщая о том, что Катерина Ивановна ему «дерет вихры». Он паясничает своим смирением: «- И это мне в наслаждение! И это мне не в боль, а в нас-лаж-де-ние, ми-лос-ти-вый го-су-дарь, - выкрикивал он, потрясаемый за волосы и даже раз стукнувшийся лбом об пол». Навязчивое самобичевание Мармеладова ничего общего не имеет с истинным смирением. Раскольников тоже переживает подобный конфликт: сам он ниществует, а в голове у него мысли наполеоновские. В первой, в основном экспозиционной части романа Раскольников изображается в двух ипостасях: с одной стороны – это альтруистический тип, он всегда готов сострадать и помогать ближнему, не гнушается ничьим обществом, тянется к людям, нуждается в общении с ними. С другой стороны – это мизантроп и «циник», злой и нелюдимый, холодный философ, рассуждающий о судьбах человечества, но презирающий людей и готовый совершить убийство, чтобы проверить силу своего характера. Фамилия Раскольников является символической: она ассоциируется с орудием убийства (топор) и одновременно указывает на «расколотость» души героя. Последующая эволюция характера Раскольникова (восстановление душевной целостности) изображается Достоевским согласно представлениям христианской антропологии. Душа человека двойственна по своей природе, она предрасположена и к добру, и к злу. Перед человеком неизбежно встает вопрос, какой избрать путь – добра или зла, примирения с миром или тотального бунта. Примирения с Богом и людьми – духовный подвиг, результатом которого будет рост личности. Бунт и сопротивление ограничивает человека в его мирке, отчуждает от сообщества людей. Именно это и происходит сначала в Раскольниковым. Для Раскольникова смириться – значит принять несправедливость мира, согласиться с тем, что «подлец человек». Бунт Раскольникова происходит на путях богоборчества, но основная подоплека бунта – социально-философская. В романе показан путь Раскольникова от бунта к смирению, который лежит через страдания. Раскольников утверждал безграничную волю индивидуума, его претензии можно назвать «сверхчеловеческими». Индивидуалистический бунт Раскольникова оказался несостоятельным. Одинокий индивидуум – ещё не личность; настоящая личность Раскольникова раскрывается только в эпилоге, когда он через общение с Соней стал ближе к людям и понял, что в жизни существует любовь. Так маленький он человек или нет? Можно сказать, что в героях Достоевского парадоксальным образом слились черты «маленького» и «лишнего» человека. В этом вообще заключается закономерность русской литературы второй половины XIX века: с развитием процессов демократизации общества черты героев разных типов смешиваются.
5. В последней четверти XIX века русский реализм существенно обновился. Самое яркое свидетельство этого обновления – творчество Чехова, вошедшего в литературу в эпоху серьезной жанровой перестройки. Он отчетливо сознавал эстетическую дистанцию между собой и «старыми» реалистами, у которых «каждая строчка пропитана, как соком, сознанием цели» (Чехов). «Форма романа прошла», - констатировал Л. Н. Толстой в 1880г. Итог жанровых поисков Чехова в другом; он узаконил рассказ как один из самых влиятельных эпических жанров, художественный микромир которого не уступает по емкости роману. Мир чеховских произведений включает в себя множество разнообразных человеческих характеров. Характер Чеховских герое многомерный и поэтому не допускает однозначного толкования, в них запечатлены реальная сложность и противоречивость людей. Принципы создания характеров во многом подсказаны Чехову опытом классической литературы, однако писатель нередко переосмысливает традицию. Это произошло, например, с одним из самых распространенных в русской литературе XIX века типов литературного героя – «маленьким человеком». Чехов избрал принципиально новый повествовательный ракурс. Он как бы пишет «вторым слоем» по уже написанному Гоголем, Достоевским, писателями натуральной школы 1840-х гг. Общеизвестное и «отработанное» уходит в фигуру умолчания – Чехов не повторяет банальных истин. Если использовать известную формулу «человек или больше своей судьбы или меньше своей человечности» (Бахтин), можно сказать, что у Чехова в качестве вечной, почти навязчивой идеи – всегда лишь вторая часть антитезы. Его герои неизменно (и неизбежно!) не дорастают до самих себя. Само слово «герой» применимо к ним лишь как литературоведческий термин. Они не просто «маленькие люди», хлынувшие в русскую словесность задолго до Чехова: Евгений («Медный всадник» Пушкина) изнемогает от мучений, память безумца хранит «прошлый ужас»; Акакий Башмачкин («Шинель» Гоголя) возносит шинель до космического символа. У доктора Старцева («Ионыч» Чехова) нет ни страстей, ни символов, инерция его жизни не знает противоречий и противодействий, потому что она естественна и укоренена в глубинном самонеосознании. По сравнению со Старцевым, Обломов – титан воли, и никому бы не пришло в голову назвать его Ильичом, как того Ионыча. Человек Чехова – несовершившийся человек. Важный объект чеховской сатиры – чиновники. Писателя интересует в чиновнике не его социальная роль, не потертый мундир «маленького человека», а психологический статус. Для обывателя из ранних рассказов Чехова представление о достоинстве человеческой личности исчерпывается чином. Символично название одного из ранних рассказов -«Смерть чиновника». Это рассказ не об исчезновении человеческой индивидуальности, а о прекращении функционирования чиновника. Сюжетная ситуация случайной смерти (Червяков чихнул…и умер) в сатирически заостренном виде повторилось в рассказе «Человек в футляре» (Беликов собрался жениться – и умер). То, что начиналось как безобидная юмористическая сценка, превратилось в злую сатиру, ироническая насмешка сменилась саркастическим смехом. «Маленький человек» классической литературы предстал в новом облике – без чина, но «в футляре». Учитель древнегреческого языка Беликов перевоплотился в чиновника по духу, «живущего по циркулярам и газетным статьям, в которых запрещалось что-нибудь». Этот человеческий персонаж – сатира на безликое существование в футляре. Символический предмет заменил мундир, полностью закрыв Беликова от жизни, превратил его в некое шаржированное подобие человека. Абсурдность жизни «маленького человека», «не запрещенной циркулярно, но и не разрешенной вполне», осмысленна в духе гоголевских традиций (предметная детализация и ироническая оценка изображаемого). По отношению к Достоевскому Чехов внутренне полемичен (сентиментально-трагический вариант решения темы «маленького человека» для него – объект пародирования). Свой вариант Чехов разрабатывает в иной плоскости – плоскости общечеловеческих проблем. В его концепции человека – новый масштаб обобщения. Писателя интересовала каждая человеческая личность. Ценность человека, по убеждению Чехова, определяется его способностью выстоять в условиях диктата обыденщины, не утратив в массе человеческих лиц своего лица. Таков путь развития темы «маленького человека» в творчестве русских писателей XIX века.
Список использованной литературы
 1. А. С. Пушкин. «Медный всадник», «Станционный смотритель».
2. В. Г. Белинский. Сочинения Александра Пушкина (ст. 5, 8, 9).
3. А. С. Пушкин в русской критике. – М., 1953
4. А. С. Пушкин в русской философской критике: конец XIX-первая половина XXвв. – М., 1990.
5. Н. В. Измайлов. «Медный всадник» А. С. Пушкина. История замысла и создания, публикации и изучения. Пушкин А. С. «Медный всадник» - Л., 1978 («Литературные памятники»).
6. М. Ю. Лермонтов. «Герой нашего времени».
7. В. Г. Белинский. Герой нашего времени. Сочинение Лермонтова.
8. И. Виноградов. Философский роман Лермонтова – в кн.: Русская классическая литература: Разборы и анализы. М., 1972.
9. Н. В. Гоголь. «Шинель».
10. В. Н. Турбин. Пушкин. Гоголь. Лермонтов. – М., 1978; Герои Гоголя. – М., 1983.
11. Б. М. Эйхенбаум. Некрасов//Эйхенбаум Б. М. О прозе, о поэзии. Л., 1986.
12. Л. И. Соболев. «Я шел своим путем…//«Столетья не сотрут…» М., 1989.
13. Ф. М. Достоевский. «Преступление и наказание».
14. Ю. Ф. Карякин. Самообман Раскольникова. М., 1976.
15. М. С. Гус. Идеи и образы Достоевского. – М., 1971.
16. Э. А. Полоцкая. Пути человеческих героев: Книга для учащихся. М., 1983.
17. Н. П. Чудакова. Мир Чехова: возникновение и утверждение. М., 1986.
18. А. П. Чехов. Человек в футляре. Ионыч. Смерть чиновника.